Александр Сладков родился в 1966 г. в Подмосковье. Окончил Курганское высшее военно-политическое авиационное училище. С 1992 г. работает в качестве журналиста. С 1993 г. – на телеканале «Россия». Корреспондент программы «Вести». В 2002–2015 гг. – автор, руководитель и ведущий «Военной программы». С 2014 г. – член Общественного совета при Министерстве обороны РФ.
Александр, кто-то из читателей может вас совсем не знать, поскольку гордо говорит: «Я телевизор не смотрю!»…
И я не смотрю! Я включаю «Уральские пельмени», «Физрука», «Однажды в России», «Камеди клаб». Кто-то скажет, что это низкопробный продукт. Но психологи утверждают, что тот, кто щелкает пультом, меняя каналы, разгружает свою оперативную память. Информацию я черпаю не из телевизора.
Как вы стали тем, кем стали? Как занесло в военные репортеры?
Довольно поздно я пришел в профессию, в 25 лет, когда армия, к сожалению, для меня закончилась. В 1991 году страна начала рушиться. Украина, где я тогда служил в Прикарпатском военном округе, стала другим государством. Выбор был: или служить там, или искать место в России, или увольняться. Я вернулся в Москву, долго думал, решил уволиться. Накупил книг. Каких? Дюдиков! Рене Брабазон Реймонд, он же Хедли Чейз. А у него в детективах репортер – это человек, совершающий дерзкие поступки. Подумал: а я бы тоже так смог! И пошел в районную газету.
Но почему в 25, а не в 17?
Иначе и быть не могло – я из семьи военного. Нас в школе даже не спрашивали, кем хочешь стать? Сразу интересовались, в какое училище ты пойдешь? Выбор был только между военно-учетными специальностями. И все мальчики из моего класса поступили в училища. Я – в Курганское высшее военно-политическое авиационное.
Итак, вы пришли в маленькую газету, а как оттуда попали в горячие точки?
А потом друзья предложили попробовать себя на радио «Голос России». Я, кстати, не хотел быть военным корреспондентом. Вообще, я думал, что репортер – это тот, кто сегодня спортивный репортаж делает, завтра – криминальный, послезавтра – политический. Но, оказалось, среди военных репортеров тоже своя градация есть. А с 1993 года работаю на канале «Россия». Главное в моей биографии – это дети и войны. Ничего героического в этом нет. Место работы. А еще люди, которых я встречал. Каждое событие с кем-то связано, приняли тебя люди или нет. Я не буду вспоминать, наморщив лоб, или брать гитару и петь, как нам было тяжело, как мы шагали. Это профессия.
Вы объездили полмира. Возможность экстремально путешествовать – главное, что все еще держит вас во второй древнейшей профессии?
Путешествие – лишь часть профессии. Но я же не Федор Конюхов! Это для меня не самоцель, хотя и не проблема по непростой дороге махануть из Донецка в Луганск и обратно. Нет, в профессии держит общение с людьми, умение слепить из информации, которая роится вокруг, что-то интересное и полезное. Нужно быть мастером, чтобы даже репортаж про карандаш смотрели, не отрываясь. Самое интересное – когда получается то, что задумал.
Вы амбициозный человек?
Да, конечно. Конечно! Абсолютно. Как одно из чудес света – чисто железный столб, так я создан из амбиций. Но я не готов толкаться локтями, не готов предавать и плести интриги. Я знаю, что нужно всего добиваться только своим трудом. Но я сейчас не про деньги – о деньгах моя семья давно забыла, хотя мы живем нормально. Я – о профессии. Это борьба с самим собой прежде всего. Не терплю, чтобы меня считали вторым. Конкурентов не терплю, но уважаю. И, скажем, в освещении донецких или сирийских событий специальный корреспондент LifeNews Семен Пегов – главный для меня.
Давайте немного пофантазируем. Если бы вы могли стать очевидцем любого вооруженного конфликта всех времен и народов, куда больше всего хотели бы попасть?
Первое – война с Наполеоном, Бородинское сражение. Второе – Сталинград. А на третьем месте – Куликово поле. Хотя реконструкции – это не для меня.
Первая мировая неинтересна?
Нет. А из Второй – даже не взятие Берлина, а именно Сталинградское сражение. Мне хотелось бы узнать правду, как было на самом деле. Какая была битва! За дом Павлова немцы потеряли солдат больше, чем за овладение Францией. Можете себе представить: каждый четвертый солдат вермахта был убит в Сталинграде. И мы каждый день на Мамаевом кургане теряли полк – до двух тысяч человек. Мы столько правды не знаем о войне…
Еще одно путешествие на машине времени. Если бы перед вами сидел не я, а любой из живших на земле людей, с кем бы вам было интересно поговорить?
Это был бы кто-то из религиозных деятелей. Из тех людей, кто знал сокровенное. Скажем, Сергий Радонежский. Вообще, любая религия – это большая моральная опора человечества.
У вас четверо детей. Что такое «воспитание по Сладкову»?
Рождение детей, общение с ними, семья – это для меня основное. Хочу, чтобы им стыдно за меня не было. А воспитание – процесс тяжелый и долгий, все время нужно воздействовать.
Они вот уже и книжки читают гораздо более серьезные, чем я читал. Сын военный, как и я. Десантник. Старший лейтенант. Ему 26. Старшая дочь закончила журфак, сейчас выбирает между журналистикой и службой в армии. Средняя дочь занималась спортом, теперь готовится во ВГИК – на режиссера документального кино. Младшая – профессиональная спортсменка, гимнастка.
Как жена реагирует на вашу работу?
Раньше полегче было... Конечно, и мне хочется своей любимой женщине посвящать больше времени. Но она сама из семьи военного, поэтому понимает. Помню, я очень долго был в Чечне во вторую кампанию – уехал в августе, а в январе жена говорит: «Я приеду к тебе». «Да не надо, – говорю, – отпустят скоро». Или когда меня ранили, она хотела в госпиталь приехать. Говорю: «Да чего ты поедешь, скоро сам приеду». У нас нет в семье ритуала – дети машут платочками, когда я уезжаю. Я и не бужу никого, если рано улетаю.
Как в горячих точках с бытовой точки зрения?
Сейчас войны уже комфортные. Первая чеченская кампания тяжелая была. Два года жили в грязи. Вода привозная, мы ее называли «пепси» – воду в термосах привозят, а она коричневая, невозможно даже зубы чистить. Или когда должен плести взаимоотношения, чтобы тебе из Грозного ребята-омоновцы прислали пожарку и ты наливал воду. Сейчас репортеры рискуют по-прежнему, и их убивают, но живут они порой в пятизвездочных отелях и на пляже время проводят. Рискнул жизнью и вернулся в джакузи. Но это не упрощает процесс…
Вы же не только о военных конфликтах снимаете. Выходили в эфир ваши специальные репортажи о наркотрафиках...
Да, об афганском и колумбийском. Но это не основная моя тема, хотя очень важная и для нашей страны, и для мира. Это скорее приключение. Возможность оттянуться.
На что-то, кроме работы, остается время?
Да, я все время работаю. Бывает, выпиваю. А иногда, как дурачок, хожу у нас по поселку в бронежилете, чтобы не отвыкать, быть в форме. Отдыхать люблю на Кавказе. В санатории езжу, обычные наши военные. Не люблю море. Отдыхать, как и работать, нужно интенсивно – ходить по горам, к примеру. Еще я читаю лекции в МГУ на журфаке – «Курс экстремальной журналистики». И обещал своим товарищам по кафедре закончить кандидатскую диссертацию «Современный военный телевизионный репортаж». Это не просто констатация моих похождений, в ней есть интересное рациональное зерно. А сегодня вышла моя третья книжка. Это скорее записки. Я все время пишу в командировках в блокноты. Сейчас я одержим идеей блога для солдат. Самый главный и важный для истории – солдат. Хочу говорить с солдатом на его языке... Еще пишу книгу об американской армии. Это грандиозная военная машина со своими большими достижениями и недостатками. Я был во многих местах: и на Гавайях в школе рейнджеров, и в Далласе на базе военно-воздушных сил, и в Нью-Йорке исследовал систему рекрутирования, с американскими военными работал в Боснии, в афганском Баграме, участвовал в совместных учениях. Много интересного…
Вас, вероятно, не раз уже спрашивали об этом: война будет или уже идет?
Вы про Третью мировую? По форме – большой конфликт, в котором участвует много государств, – она уже идет. Может, масштабы не те, но мы сидим на пороховой бочке. Людей убивают… Мы же понимаем Третью мировую как последнюю остановку на пути человечества. Два генерала жмут кнопки, вылетают ракеты, и мы прекращаем свое существование – в этой форме войны, я уверен, не будет. Но идут повсеместные убийства, и Россия воюет против всех.
У нас есть союзники?
Я сегодня приехал с российско-белорусских учений десантников. С огромным уважением отношусь к ребятам из Белоруссии, Казахстана, Киргизии, Таджикистана, но это не союзники. Может быть, сателлиты. И мы не сможем повернуться спиной, когда могут начать рвать Россию, отжимая нефть. Не хочу повторять банальности, но никаких союзников у нас нет. Мы должны уметь выживать сами. Но выживать нравственно. А война идет… Бывшие союзные республики долбят друг друга, и это самый кайф для Запада.
Какие у вас страхи есть?
Страхи за семью в основном, это самое дорогое. Ну и за себя, за здоровье. Страх потерять профессию. Я понимаю, что когда-то надо закончить с этим и переквалифицироваться, и я готов, но сейчас не хочу. Хочу быть репортером. А там, в командировках, на поле боя, бывает страшно куда-то идти. Идешь и боишься. Помню, во вторую чеченскую кампанию я боялся летать на вертолете, иногда боялся выезжать из лагеря. Надо мной смеялись свои же, судачили конкуренты. Бывало такое, и я этого не скрываю. Страхи есть всегда.
Моменты депрессии и отчаяния у вас бывают?
Конечно! Человек, который постоянно говорит: «Я сильный, я справлюсь», – первый клиент психбольницы. Водкой депрессию не снимешь, только отодвинешь подальше. У меня депрессии связаны с бытовыми вещами: то денег не хватает, то что-то не получается. Это редко бывает. В такие минуты надо успеть остановиться и переключиться, вспомнить о тех, кто рядом. На мне большая ответственность – у меня дети, супруга, мама, теща, родственники по папиной линии. Я еще чувствую себя главным мужчиной в семье.
