ФОТО ПРЕДОСТАВЛЕНО ПРЕСС-СЛУЖБОЙ
Реставрацией Дома Наркомфина вы занимались формально два года, а фактически – всю сознательную жизнь. Все ли удалось сделать в итоге или пришлось чем-то пожертвовать?
По большому счету, все. Вообще, сам факт, что эта реставрация случилась и дом спасен от неминуемого, казалось, разрушения, потребовал стечения столь многих обстоятельств, что иначе как чудом это не назовешь. Но, конечно, всегда есть какие-то мелочи, которые можно было сделать лучше.
Например?
К сожалению, не полностью удалось воссоздать оригинальные цветовые решения интерьеров квартир – только в общественных зонах. Две трети жильцов предпочли нейтральный белый интерьер с деревянным полом, который мы разработали вместе с девелопером. Лишь треть собственников согласилась воспроизвести подлинные цветовые решения в своих квартирах.
Жилой корпус и коммунальный блок Дома Наркомфина. ФОТО: NARKOMFIN.RU
Удивительный, конечно, парадокс – поселиться в историческом доме и отказываться от его идентичности, подлинности.
Да, это своего рода беспамятство. Как болезнь, от которой мы должны избавиться. У многих людей нет четкого понимания, что такое историческая ценность. А она как раз и заключается в аутентичности тех решений, которые были заложены и применены десятилетия назад. Это отношение многими годами закладывалось в советских школах и в советской системе пропаганды, и мы до сих пор не можем его изжить. Я как-то приехал в Пушкинские Горы посмотреть на усадьбу Ганнибалов и понял, что нахожусь внутри повести Довлатова «Заповедник» – все, что я увидел, было имитацией. Мы сегодня часто живем в имитации. Именно поэтому так важно изо всех сил цепляться за те фрагменты материального наследия, которые сохраняют память о нашей истории. В Доме Наркомфина нам удалось это сделать. К счастью, собственник здания разделял нашу позицию относительно того, что нужно не просто воссоздать исторические элементы, а законсервировать сохранившиеся подлинные детали так, чтобы была видна патина времени. Для нашей страны такой подход – переворот в сознании.
Какими еще объектами хотели бы заняться в плане реставрации?
Хочется больше заниматься наследием авангарда. Но я c удовольствием берусь за любую реставрационную работу, которая позволяет применить наш подход: расчищать археологическим способом старые объекты и максимально бережно обновлять, передавая дух времени. Это интереснее и честнее, чем закрыть сооружение псевдоисторическим фасадом. Например, сейчас мы начали проект реставрации палат Украинцева в Хохловском переулке. Комплекс включает в себя три отдельно стоящих здания разных эпох. Мы хотим расчистить и показать все исторические слои в каждом из них.
Вариант интерьера Дома Наркомфина. ФОТО: NARKOMFIN.RU
То есть проект будет реализован по принципам Венецианской хартии, которые подразумевают бережную реставрацию с сохранением наслоений разных эпох?
Да, именно так.
Это редчайший случай для нашей страны. Как вам кажется, почему у нас почти никто не реставрирует памятники, руководствуясь Венецианской хартией? «Руина», над которым работало бюро «Рождественка», кажется, единственный такой пример за долгие годы.
Будем честны, этот принцип понятен не всем. И потом не везде его можно применить. Вы упомянули «Руину» – это действительно замечательный образец реставрации с сохранением всех исторических слоев, но она – часть Музея архитектуры им. А.В. Щусева. Музейные здания можно так сохранять, а представьте себе здание другой функции, отреставрированное подобным образом. Далеко не каждый инвестор отважится на этот шаг. Но даже не применяя всех принципов Венецианской хартии полностью, можно качественно отреставрировать историческое здание, руководствуясь ее духом. Хотя для этого собственнику нужно будет объяснить, что там можно организовать любое функциональное пространство, не превращая его в Царицынский дворец. И при этом сохранить дух времени. Мой любимый пример в этом смысле – Новый музей в Берлине, разрушенное здание которого по крупицам собрали и восстановили немецкие реставраторы вместе с архитекторами из бюро Дэвида Чипперфилда. Мы пока только начинаем двигаться в этом направлении – не столько технологически, сколько ментально.
С мэром Сергеем Собяниным. Осмотр хода реставрации памятника архитектуры, август 2017 г. ФОТО: СТАНИСЛАВ КРАСИЛЬНИКОВ/ТАСС
В России понимание ценности исторического наследия сформировалось в конце XIX века благодаря искусствоведу Игорю Грабарю. Его усилиями в стране были созданы научно-реставрационные мастерские, которые в конце 1930-х были закрыты – советская власть стремилась всеми способами избавиться от царского наследия, а не сберечь его. К идее сохранения наследия вернулись только в 1960–1980-е годы, но опыт уже был утрачен. Да и сейчас с этим большие проблемы. Именно поэтому то, что сегодня называют реставрацией, иногда является фантазийным новоделом. Когда мы работали со зданием «Известий» (памятник конструктивизма, построенный по проекту Григория Бархина – прадеда Алексея Гинзбурга. – Прим. ред.) на Пушкинской площади, нам удалось отстоять половину сохранившихся витражей. А когда мы раскрыли на фасадах старую серую штукатурку с мраморной крошкой и решили ее воссоздать, столкнулись с непониманием: зачем же серый? Давайте покрасим в бежевый!
«Для сохранения советского модернизма нужна полноценная городская программа. Иначе мы рискуем потерять многие образцы этой архитектуры»
Тем не менее в последние годы мы наблюдаем растущий интерес инвесторов и самих архитекторов к проектам реконструкции, реже – реставрации старых объектов. Наравне с этим растет ли, по-вашему, качество таких проектов?
У нас то, что называется реставрацией, по сути является реконструкцией, а то, что маркируется как реконструкция, чаще всего представляет собой новое строительство. Но общий подход стал более бережным, во многом благодаря тому, что качественные возможности строительства за последние 20 лет заметно выросли.
Это влияет на отношение к таким объектам потенциальных инвесторов и собственников? Насколько они готовы вкладывать свои средства в реставрацию и реконструкцию зданий, ценность которых, как вы говорите, не всем очевидна?
Готовы далеко не все и не всегда. Но я не стал бы их в этом винить. Заказчик действует в рамках своей палитры возможностей, архитекторы – в рамках своей. Сохранение советского модернизма должно стать частью муниципальной политики, тогда собственники таких зданий будут находиться в определенных правовых рамках и понимать, что они могут снести, а что нет. Надеяться на их добрую волю наивно и бессмысленно, нужно создавать реально работающие инструменты для защиты наследия. Должен быть утвержденный городом регламент – каковы объемы реконструкции того или иного здания, что подлежит обязательному сохранению, а что может меняться. В случае с реставрацией исторических зданий это работает, и собственники не могут не играть по правилам.
Здание «Известий», построенное по проекту Григория Бархина, прадеда Алексея Гинзбурга. ФОТО ПРЕДОСТАВЛЕНО ПРЕСС-СЛУЖБОЙ
Объекты советского модернизма, как в свое время конструктивистские постройки, сегодня оказались в центре внимания властей и частных собственников, по крайней мере в Москве. Вас это скорее радует или, наоборот, пугает?
Когда не сносят, радует, конечно.
Но пока все чаще сносят. Взять хотя бы киноцентр «Соловей» на Красной Пресне, спроектированный вашим папой, Владимиром Гинзбургом.
Это правда. С другой стороны, я вспоминаю, как Саша Павлова (российский художник-концептуалист, архитектор. – Прим. ред.) защищала (а мы с коллегами помогали ей) от сноса cтанцию техобслуживания в Кунцево, спроектированную ее отцом Леонидом Павловым, и в результате ее удалось сохранить. Есть и другие обнадеживающие примеры: здание Московского дворца молодежи сейчас реконструируют, а не сносят, и по нашей жизни это уже победа. Реставрируют Дворец пионеров на Воробьевых горах. Мы несколько лет назад разработали проект реконструкции, но с реставрационным подходом, нового здания «Известий» на той же Пушкинской, правда проект заморозили. Для сохранения советского модернизма нужны не инвесторы-энтузиасты, а полноценная городская программа. Без этого мы рискуем потерять многие образцы этой архитектуры, безусловно, важной и ценной.
Мы все время говорим о реставрации и реконструкции старых зданий. Новое строительство вас мало интересует?
Мы занимаемся проектированием новых зданий и в Москве, и в регионах. Другое дело, что и здесь для меня первостепенное значение имеет связь с историческим контекстом. Каждый раз мы ищем язык, который бы отражал современность, но при этом был связан с нашим наследием. Сейчас идет строительство многофункционального комплекса на Земляном Валу, напротив Театра на Таганке. Это попытка диалога с модернистским зданием театра и одновременно восстановление городской структуры, нарушенной строительством туннеля под Таганской площадью в 1970-е годы. Тогда квартал, где находится участок, был разрушен и своими внутренностями открывался на улицу Земляной Вал. Мне хотелось бы, чтобы современное по своей стилистике здание органично встроилось во фронт Садового кольца и дополнило поврежденный фрагмент застройки улицы. У нас в портфеле – и жилые комплексы, и отдельные точечные здания, но все они существуют в контексте исторического города. Самое важное для меня – чтобы все эти здания, будучи современными, чувствовали себя в этом контексте органично.
Интервью с бизнесменами, артистами, путешественниками и другими известными личностями вы можете найти в MY WAY.
