Владимир Мельник: «Пришел работать – значит, надо работать»

Владимир Мельник: «Пришел работать – надо работать»

Шахтер-рекордсмен, Герой Кузбасса, Герой Труда, депутат Государственной Думы VII созыва, Владимир Мельник свои достижения ставит в заслугу не столько себе, сколько замечательным людям, с которыми его сводила жизнь. Тем не менее MY WAY уверен, что ничего случайного в жизни не бывает, а удачными обстоятельствами тоже нужно суметь воспользоваться.
ФОТО: ПРЕДОСТАВЛЕНО ВЛАДИМИРОМ МЕЛЬНИКОМ

ФОТО: ПРЕДОСТАВЛЕНО ВЛАДИМИРОМ МЕЛЬНИКОМ

Владимир Иванович, вы родились в украинской глубинке и стали Героем Кузбасса. Сделали шахтерскую карьеру и занялись политикой. Можете ли назвать себя self-made man?

Тут, мне кажется, есть какое-то лукавство. Людям представляется, что они делают, как они хотят. А на самом деле многое зависит от конкретных обстоятельств. В моем случае утверждение, что я сам себя сделал, не подходит. Потому что в моей жизни было очень много хороших людей, которые на меня влияли. Конечно, в ответственные моменты я сам принимал решение, но, с другой стороны, я никогда не стремился к чему-то такому особенному. Даже начиная со службы в армии. Призвался – назначили командиром отделения, хотя я никогда не хотел командовать. Потом стал старшиной роты. Так что выбор словно кто-то делал за меня.

На шахте «Котинская», Кемеровская область. ФОТО: ПРЕДОСТАВЛЕНО ВЛАДИМИРОМ МЕЛЬНИКОМ

Хорошо, а как вы попали на шахту? Разве ваша родная Винницкая область – шахтерский край?

Совсем нет. Жизнь так сложилась. После армии вернулся домой. Но зарплата в 150 рублей меня не устраивала. А с моей квалификацией «Техник-механик строительных материалов» в ближайшие 10–15 лет я на большее точно не мог рассчитывать. И я решил уехать, можно сказать, «за длинным рублем». В Советском Союзе в каждом городе было бюро по трудоустройству. Приходишь, и тебе предлагают набор вакансий. Я выбрал Архангельск. А когда утром пришел на отправку, оказалось, что в Архангельск я ехал один, а в Иркутскую область – компания ребят. Они говорят – давай с нами. В итоге буквально за два часа меня переоформили.

Хорошая компания – отчего не поехать?

Да. Сначала мы работали в Братском районе, в лесном хозяйстве, потом в Якутии, потом снова вернулись в Братск, и вот там уже в бюро по трудоустройству выбрали профессию шахтера. Причины были разные – в том числе и приличная зарплата. Так мы оказались в Кемеровской области, в Киселевске, на шахте «Дальние горы». С 1986 года я отработал там 30 лет, пока в 2016-м не был избран в Государственную Думу.

Как же вы решились на профессию шахтера? Неужели не было страшно?

Ну, страх в принципе сопровождает человека всю жизнь. Но ты его преодолеваешь, если хочешь чего-то добиться. Угольная промышленность особая, – чтобы там работать, нужны специальные знания. В Киселевске нас направили в учебный комбинат, и мы четыре месяца изучали профессию горнорабочего. За это время должны были сделать три учебных спуска в шахту. Но там работал старенький такой дедушка, и ему так не хотелось спускаться... Одним словом, в первый раз я оказался в шахте в мой первый рабочий день.

«Шахтеры всегда хотели добывать больше угля, – чтобы больше зарабатывать. Но когда уголь идет, появляется кураж. Это уже не про деньги, это про что-то другое»

Каковы же были ваши ощущения? Куда я попал?

Да, что-то похожее. Там, на шахте, основные выработки были освещенные, с электровозами. Но нам пришлось спускаться по уклону 60 градусов: вода капает, темно, скользко, трапики небольшие, выработки передавлены горной породой – там же крепления, бывает, не выдерживают давления. Но – пришли на работу, надо работать.

Эмоции пришлось подавить?

Понимаете, те, кто не может работать в шахте, уходят. Или сразу, или после первой же небольшой травмы.

У вас были травмы?

Были. Переломы, трещины. Бывало, уголь падал, когда происходило обрушение креплений. Но это все не так страшно. Вот у нас был такой Владимир Николаевич Лавренюк. Во время щитовой проходки давлением породы его сбило, он оказался полностью засыпан углем, да еще и вниз головой. Достали его, всего переломанного, но живого, только когда весь уголь выгребли. А в другой раз плита угля отслоилась и придавила Лавренюка к металлическим конструкциям. Он тогда сломал семь ребер.

Так же можно и психику повредить.

Наоборот, она закаляется. Вообще, шахтеры всегда хотели добывать больше угля, – чтобы больше зарабатывать. Но когда уголь идет, это завораживает, появляется какой-то кураж. Словами это не передать. Это уже не про деньги, это про что-то другое.

В июне 2017-го в Кузбассе был побит рекорд бригады Владимира Мельника по месячной добыче угля. ФОТО: ПРЕДОСТАВЛЕНО ВЛАДИМИРОМ МЕЛЬНИКОМ

Похоже на охоту?

Да! Говорят, первое, о чем спросил Лавренюк, когда его откопали: «Сколько угля добыли?» Это, конечно, больше похоже на анекдот. Но Владимир Николаевич действительно поражал своей самоотверженностью, своим трудолюбием. Такие, как он, для меня были примером. Лавренюк был звеньевым. Я работал у него в звене. У него же, можно сказать, и учился.

Все время под землей, при искусственном освещении – это тяжело?

Там не только темно, но еще и пыльно. Хотя сейчас новые машины пылеподавления работают. Вообще сейчас техника безопасности – по крайней мере, в компании СУЭК, в которой я работал, – на очень высоком уровне. В советское и перестроечное время на шахтах нередко бывали взрывы. К сожалению, пока под землей есть метан, на 100% исключить аварию невозможно. Но можно извлечь метан заранее, а потом быстро отработать уголь, пока газ снова не скопился. Это сложная технология, затратная, но иногда на это идут.

Значит, она окупается. Уголь по-прежнему нужен стране?

Не только стране, он во всем мире нужен. Это самое дешевое топливо, которое служит для производства электроэнергии. А взять выплавку металла! И хотя «зеленые» сейчас много протестуют, без угля в Сибири, например, просто невозможно. Там восемь месяцев в году холодно. Миром движут законы экономики: выгодно – невыгодно. Будет другое, более выгодное топливо, конечно, перейдут на него.

Как случился рекорд, за который вы получили звезду Героя Труда?

С 1986 по 2000 год мы работали на советской технике. Она была неплохая, хотя и ломалась очень часто. Наш механик вечно был в масле с ног до головы. А с 2000 года появились новые немецкие комбайны – они месяц могли работать без единой поломки. Новая техника давала сумасшедшие результаты. В 2003 году открылась шахта «Котинская», и наш директор Михаил Григорьевич Лупий предложил мне с бригадой туда перейти. Этот человек тоже сыграл в моей жизни большую роль. Такие, как он, умеют мыслить стратегически. Он искал людей, ставил их на ключевые позиции. Помню, идем с директором по штреку новой шахты, и он говорит: «Мы побьем все рекорды». Я думаю – да какие рекорды, у нас еще нет ничего. А он это уже видел! Так и случилось. Сначала мы ставили рекорды суточной добычи, месячной. В 2006-м поставили годовой – добыли более 4 млн тонн угля.

За счет чего достигаются рекорды? Человеческий фактор, оборудование?

Главное преимущество – организация труда. Не должно быть потеряно ни одной минуты. Директор нас все время стимулировал: «Ребята, хотите зарабатывать больше – должны добывать больше угля». Нужно так рассчитать технологический процесс, чтобы ничего не останавливалось. И, конечно, очень важны техника и профессионализм рабочих.

«Я все время задавался вопросом – почему выбрали именно меня? Спрашивал многих людей, и никто мне толком не ответил. Понимаете, в Кузбассе огромное количество достойных шахтеров. Наверное, предыдущие рекорды повлияли»

Можно ли рекордный результат «поставить на поток»? Или он требует сверхусилий?

Меня не раз спрашивали, как мы добились таких рекордов. Да мы просто хорошо делали свою работу. Потому и добивались стабильно высокого результата. С 2006 по 2010-й каждый год добывали более 4 млн тонн угля. А вообще наш рекорд (4,414 млн тонн. – Прим. ред.) не был побит семь лет.

Что вы испытали, когда узнали, что вы представлены к звезде Героя Труда?

Шок. Да я и не верил сначала. Хотя до этого уже был награжден высшей наградой Кемеровской области – звездой Героя Кузбасса. Я все время задавался вопросом – почему выбрали именно меня? Спрашивал многих людей, и никто мне толком не ответил. Понимаете, в Кузбассе огромное количество достойных шахтеров. Наверное, предыдущие рекорды повлияли. Кроме того, я был бригадиром. Короче, много факторов совпало – кандидатуру же согласовывали и с губернатором, и с главой города, и с директором шахты, и с руководством компании, в которой я работал.

С Владимиром Путиным во время вручения золотой медали «Герой Труда Российской Федерации». 2013 г. ФОТО: ПРЕДОСТАВЛЕНО ВЛАДИМИРОМ МЕЛЬНИКОМ

Давайте поговорим о вашей депутатской деятельности. Как случился такой поворот в вашей карьере?

Говорят, если ты не занимаешься политикой, то политика занимается тобой. Я очень много читал про Октябрьскую революцию, – тем более что сейчас появились разные точки зрения. Я помню рассказы моей бабушки о том, как проходила коллективизация. В 1989 году я участвовал в первых шахтерских забастовках. И в итоге всех моих размышлений пришел к выводу, что власть нужно реформировать мирным путем: должны быть разные партии, между ними должна быть конкуренция, но государственное устройство должно сохраняться. Что влечет за собой его разрушение, мы знаем.

Еще в 2006 году, после награждения звездой Героя Кузбасса, я принял предложение губернатора Амана Гумировича Тулеева стать депутатом городского совета. Тогда я еще работал на шахте, и совмещать это с депутатством было сложно. Тем не менее я встречался с людьми, старался помочь по мере сил. В 2013 году, после того как я получил награду от президента, Тулеев предложил мне участвовать в выборах в областной совет. И я снова стал депутатом – тоже неосвобожденным.

А вы почувствовали, что можете на что-то влиять?

Ну да. Одно время у нас на шахте сократили отпуска – и мы много лет работали с меньшим количеством отпускных. Потом как депутат я начал разбираться, обратился в инспекцию по труду, в итоге многим людям вернули деньги за те годы, когда они не использовали отпуск. Это был непростой путь, но я понял, что в принципе чего-то добиться можно.

В 2016 году, когда были выборы в Госдуму, я опять получил предложение от губернатора в них участвовать. К тому моменту мне уже по состоянию здоровья стало тяжело работать под землей. И я подумал: а почему не попробовать. И людям помочь, и на страну еще поработать.

Сейчас вы состоите в Комитете по труду, социальной политике и делам ветеранов. Как складывается ваша работа?

Это, наверное, самый трудный комитет. Весь социальный негатив – все здесь. В отношении ветеранов боевых действий еще в 1990-е годы было принято немало популистских законов, которые до сих пор выполнить практически невозможно. Первое время мне было очень трудно. У меня нет высшего образования, и мне не хватает знаний в области экономики и права. Но в комитетах Думы есть много специалистов, которые помогают изучить конкретные вопросы.

Вам приятно, когда удается помочь людям?

Конечно. Для меня это самые лучшие моменты в жизни.

Чем вы увлекаетесь после работы?

Спортом. Я сразу, как пришел в Думу, начал толстеть. Поэтому теперь активно хожу в спортзал. А с утра обязательно скандинавская ходьба – 10 км.

Интервью с бизнесменами, артистами, путешественниками и другими известными личностями вы можете найти в MY WAY.

Текст: Людмила Буркина

ПОХОЖИЕ СТАТЬИ

Бахрушинский открывает выставку о Майе Плисецкой

Новая выставка Бахрушинского музея – «Майя Плисецкая. Арена жизни», которая открывается в Люксе...

ПОДРОБНЕЕ

Фрэнк Гери: перелетая в ХХI век

Классик архитектуры ХХ века, которому давно ничего не надо доказывать – это вполне доказала При...

ПОДРОБНЕЕ