Дом Мельникова: орган из цилиндров

ФОТО ПРЕДОСТАВЛЕНО ПРЕСС-СЛУЖБОЙ

Выдающемуся творению Мельникова, вошедшему в учебники архитектуры, – и единственному памятнику, который в советские времена оставался в частных руках, – самому скоро 100 лет. В последние десятилетия было много перипетий, связанных с правами на это здание, в котором до недавнего времени жила внучка архитектора. В 2011 году дом оказался в ведении Государственного музея архитектуры, открывшего туда доступ. И до сих пор кажется чудом, что миниатюрное трехэтажное здание с окнами-сотами, задающими необычный эмоциональный ритм, за невысоким деревянным, как на старых дачах, забором сохранилось в первозданном виде, пережив все смутные и страшные времена.

Дом архитектора

Странный особняк, состоящий из двух врезанных цилиндров, стал сбывшейся мечтой Константина Степановича Мельникова (1890–1974), с молодых лет, после окончания Училища живописи, ваяния и зодчества, грезившего о собственном доме в Москве. Мечты были сродни навязчивой идее: первый проект семейного гнезда, совмещенного с мастерской, он сделал в 27 лет.

Тогда, впрочем, речь шла лишь о перестройке старого особняка в неоклассическом стиле. Но уже к началу 1920-х, по мере того как начал формироваться новаторский язык Мельникова, «отца» русского архитектурного авангарда, эскизы его будущего жилища обретали строгие геометрические формы. Первая версия проекта представляла собой квадратное в плане здание, за ней следом возникла усеченная пирамида с врезанными в нее антресолями. Наконец, Мельников стал экспериментировать с круглыми лекалами – потому, видимо, что параллельно работал над так и не осуществленным конкурсным проектом Клуба им. Зуева на Лесной улице. Его в итоге построил Илья Голосов.

«…Решили в проект Голосова, – вспоминал впоследствии Константин Степанович, – ввести цилиндр, который и сейчас одиноко звучит декоративным соло. Так поступили люди, хорошие люди, но Архитектура не простила им растерзанной идеи и вернулась ко мне в блестящем дуэте нашего дома».

Константин Степанович Мельников у окна своего дома. 1971 г. ФОТО: РИА НОВОСТИ

Дуэт – потому что цилиндров в итоге осталось два (для клуба Мельников придумал «орган из пяти цилиндров»), каждый на своем фундаменте. Именно поэтому, когда впервые зашла речь о грядущей реставрации, – уже в нынешнем столетии, после возведения по обе стороны от памятника новодела, уходящего многоуровневыми парковками глубоко под землю (из-за этого нарушилось движение грунтовых вод и в грунте образовались пустоты), – оказалось, что невозможно укрепить разом весь фундамент. Тогда стали вдруг говорить о хрупкости Дома Мельникова, вспомнили о мембранных перекрытиях, к тому же безбалочных – при восьмиметровом пролете. Идеально спроектированные, они были рассчитаны на долгие десятилетия. Но век назад Мельников не представлял себе, как изменится город, и не мог вообразить, что его дом ЮНЕСКО включит в реестр «памятников, терпящих бедствие».

Место и средства

Для этого объекта многое было придумано впервые, буквально изобретено, начиная с ажурных конструкций стен. «Отсутствие у нас средств заменилось обилием архитектурной фантазии, – писал Мельников, – независимое чувство уничтожило какую-либо зависимость от осторожности; интимность темы открыла грандиозные перспективы нерешенных проблем жизни».

Кажется чудом, что миниатюрное здание с окнами-сотами, задающими необычный эмоциональный ритм, сохранилось в первозд анном виде, пережив все смутные времена

Штукатурка скрывает красный кирпич, выложенный узорчатой кладкой. Благодаря такой кладке в стенах оставались просветы в форме тех самых шестиугольных окон-сот, тени от которых так причудливо ложатся на полу мастерской третьего этажа. Эту мастерскую Мельников отдал сыну Виктору, живописцу, в день окончания им Суриковского института. А сам устроился в мастерской на втором, с гигантским окном-витриной, формирующем фасад.

Отверстий в форме сот вдвое больше, чем реальных окон: это ноу-хау могло позволить в будущем сделать новые окна, но главное – помогало существенно сэкономить. Просветы, не занятые окнами и нишами, закладывались битым кирпичом и строительным мусором, – легенда, что со стройплощадки не вывезли ни одной тачки мусора, выглядит правдоподобной.

В мастерской, которая сначала использовалась Константином Мельниковым, а затем его сыном, художником Виктором Мельниковым. ФОТО ПРЕДОСТАВЛЕНО ПРЕСС-СЛУЖБОЙ

Оригинальные перекрытия из теса, повернутого ребром, отсылают к недорогим сетчатым перекрытиям, запатентованным еще Владимиром Шуховым, с котором неоднократно работал Мельников. Но архитектор и сам был к моменту начала сооружения своего дома автором удачных строительных экспериментов – уже были им построены павильон «Махорка» на Всероссийской сельскохозяйственной и кустарно промышленной выставке 1923 года в Москве и Павильон СССР на Всемирной выставке в Париже в 1925-м, сделавшие Мельникову славу.

Другой статьей экономии наверняка оказалась встроенная мебель, большей частью спроектированная самим архитектором, – кровати из оштукатуренных досок, со вставленными в рамы панцирными сетками, как будто вырастали из пола. Разумеется, в доме есть и готовая мебель. Частично она происходит из семьи, частично, как рассказывал дочери Виктор Константинович Мельников, его отец купил эти вещи у некоего американца, покидавшего в конце 1920-х Москву.

Спальня была построена без стен и дверей – автор предусмотрел мягкую, без углов, планировку, в которой обитатели оставались в едином пространстве, даже не видя друг друга. Так была организована жизнь в семье. Членам ее такое устройство казалось удобным, тем более что в доме были предусмотрены все мыслимые на тот момент технические возможности, включая пневматический телефон для посетителей. Специальный отсек у калитки предназначался визитерам, чтобы было где укрыться от дождя в ожидании, когда им откроют. Эти мелочи тоже были отмечены гением автора: сочиняя жилище, он шел от образа, а удобство получалось само собой.

Архитектору дали кредит на строительство. Главное – выделили место, восемь соток на Арбате. До сих пор обсуждается, за какие заслуги Мельников удостоился такой чести. Он вспоминал, как в 1927 году участки для застройки раздавал от Моссовета некий товарищ Домарев. Не архитектор, всего лишь рабочий. Но, увидев макет будущего здания, «он отказал всем конкурентам от госучреждений, заявив, что легче найти участки, чем построить такой Архитектуры дом». По другой версии, помогла прошлая заслуга Мельникова, в 1924-м спроектировавшего первый саркофаг для Ленина. Не факт, что это сыграло решающую роль, но, когда в начале 1930-х архитектора объявили формалистом и лишили государственных заказов (а других заказов и не существовало), хрустальный ленинский саркофаг наверняка служил ему охранной грамотой.

В гостиной на втором этаже. ФОТО ПРЕДОСТАВЛЕНО ПРЕСС-СЛУЖБОЙ

Жизнь и судьба

Дом Мельникова тем не менее был оценен лишь профессионалами, и не всеми, и, как оказалось, не навсегда. «Вредной погоне за мещанским украшательством, за дешевым эффектом под стать и та фальшивая, псевдореволюционная «новизна», которую стараются насадить мелкобуржуазные формалисты от архитектуры. Самым усердным из них бесспорно является архитектор К. Мельников», – сообщала в 1936 году «Правда» в позорной статье «Какофония в архитектуре».

Публика, подготовленная такими доносами в прессе и быстро отученная властью от независимых авангардных идей, в лучшем случае недоумевала. Внучка архитектора Екатерина Каринская вспоминает, что в ее детстве в народе этот шедевр архитектуры называли консервной банкой: «Выходишь на улицу, а в тебя пальцем тычут». Мельникову, абсолютно отдававшему себе отчет в масштабе своего дарования и уникальности своих построек, было больно это слышать. Депрессии преследовали его, и, уже умирая в больнице, он говорил сыну: «Сколько бы мы с тобой могли еще сделать!»

Но строить ему после 1930 года не давали совсем. Преподавать – почти не давали. Максимум, что было позволено, – читать лекции в Заочном строительном институте. В начале 1970-х Константин Степанович, решив записать истории своей жизни, оставил такое свидетельство: «Есть Приказ Московского архитектурного института № 43 от 17 марта 1936 года – освободить меня от профессорских занятий за упорство изменить себя в своем творчестве, а в 1938 году еще приказ – освободить от руководства Архитектурной мастерской № 7 Моссовета». В войну дом долго стоял без окон – их выбило ударной волной, когда в 1941-м бомба попала в здание Вахтанговского театра (тогда была разрушена оригинальная спальня), а денег на новые окна не было.

28 декабря 1965 года в Доме архитекторов устроили торжественный вечер в честь 75-летия Константина Мельникова. И сделали выставку, приуроченную к дате. Она просуществовала три дня. Выступая на вечере, юбиляр сказал: «Поймите, что треугольник Клуба им. Русакова и круг дома Кривоарбатского переулка... есть синоним изящества в архитектуре». Лишь после смерти автора его шедевр смогли наконец оценить.

ЕЩЕ ТРИ МОСКОВСКИХ ПАМЯТНИКА АВАНГАРДА АВТОРСТВА МЕЛЬНИКОВА

ФОТО ПРЕДОСТАВЛЕНО ПРЕСС-СЛУЖБОЙ

Бахметьевский гараж, сооруженный в 1927 году по проекту К. Мельникова и В. Шухова. Ныне здание по адресу Образцова, 11, занимает Еврейский музей и центр толерантности.