Давид Якобашвили
Частная коллекция Давида Якобашвили насчитывает около 20 тысяч экспонатов. В ее основе - разнообразная «механическая музыка»: шкатулки, органы, оркестрионы, шарманки, граммофоны, фонографы, а также куклы-автоматоны. У этого увлечения интересная предыстория. В конце 1980-х судьба свела Якобашвили со шведским бизнесменом Биллом Линдваллом, который к тому моменту уже лет сорок собирал самоиграющие музыкальные инструменты. Когда Линдвалл узнал о том, что серьезно болен, то предложил Давиду купить его коллекцию – 400–450 предметов – и сделать музей. Идея показалась Якобашвили заманчивой – и вот уже почти четверть века он с энтузиазмом и большим удовольствием пополняет коллекцию Линдвалла. По ходу дела, «путешествуя» по различным мировым аукционам, Якобашвили приобрел несколько бронзовых статуэток русских мастеров для подарков друзьям. Но ему стало жаль с ними расставаться… Так было положено начало обширному собранию русского прикладного искусства: помимо кабинетной бронзы Лансере, Антокольского, Ковшенкова, Шервуда, Трубецкого, оно включает столовую утварь работы Фаберже, Рюккерта, Сазикова, Овчинникова и других мастеров. Якобашвили также удалось собрать представительные коллекции старинных фотографий и раритетных звуковых носителей: от бумажных роллов до виниловых пластинок.
ЧАСЫ КАРЕТНЫЕ с музыкальным механизмом, Германия, начало ХХ века
ШКАФ МУЗЫКАЛЬНЫЙ с автоматоном, Франция, 1900
В коллекции Якобашвили представлено около 800 часов – среди них напольные, настенные, консольные, каминные, настольные, каретные, карманные. Они дают представление о том, как развивалось часовое искусство, и как прогрессировала научная мысль.
Как продвигается строительство музея? Когда открытие?
Как можем, так и успеваем. В этом году, надеюсь, закончим. Мы начали устанавливать первые музыкальные аппараты, перевезли четыре органа – самые крупные в коллекции. Теперь их надо настраивать, менять трубки – это достаточно муторный период. Ну и занимаемся интерьерными работами, описанием предметов, их фотографированием. Думаем о том, как организовать экспозицию, что будет приоритетом и т.д. Опять-таки, кроме музыкальных аппаратов, туда нужно еще и предметы прикладного искусства как-то «прилепить», все это как-то совместить. По ходу дела возникает много вопросов, которые тяжело было предугадать, – ведь у нас опыта мало. Конечно, многие к нам приходят, говорят, что могут подсказать. У каждого свое мнение.
Но вы руководствуетесь собственным видением?
Да, мы стараемся все делать сами.
Есть музеи, организация которых вам нравится?
Очень тяжело сказать, везде есть что-то хорошее. Но если посмотреть, как организованы музеи механических музыкальных аппаратов, то иногда они бывают достаточно скучными. Например, в Калифорнии есть люди, которые собирают и музыкальные аппараты, и много всякого другого, но у них это просто выставка, а не какое-то действо. Я хотел бы сделать что-то более интересное, более активное.
А вы планируете действо?
Есть вещи, которые должны обязательно работать: можно будет прослушивать какие-то музыкальные сюжеты. Все время должно быть что-то новое, интересное. И касательно экспозиции – тоже все время что-то новое должно быть. Тем более что объем коллекции нам это позволяет. Ну и еще можно привлекать знакомых собирателей.
Хватит ли музейных площадей, чтобы выставить все ваше богатство?
Нет, не хватит. Потому и будут постоянно меняющиеся экспозиции. Общая площадь музея где-то до 12 000 кв. м. Но там и помещения для хранения, и подземный паркинг на 50–60 автомобилей, и офис, и выставочные залы, и мастерские – через стекло можно будет увидеть, как работают реставраторы.
В музее будут и образовательные программы?
Да, именно в плане технического образования. Будем рассказывать о часах, о разных механизмах, о звукозаписи – как все это устроено. Чтобы молодежь хорошо понимала, откуда что произошло, как возникли первые звуковые аппараты, первые компьютеры. Ведь музыка, записанная путем перфорации на бумажные роллы, – это, по сути, старинная компьютерная программа.
А вы сами будете читать лекции?
Ну что-то буду рассказывать – на что способен.
Ваша коллекция механической музыки настолько представительна, что по ней можно проследить историю предмета?
Да. Это огромное количество предметов. Органов – 300. Автоматонов – около 300. Граммофонов и патефонов примерно столько же. Часов – около 800. Пианино, роялей и музыкальных шкафов поменьше, это крупногабаритные вещи. А есть еще музыкальные шкатулки, табакерки и прочее – их полторы-две тысячи. По всему этому многое можно проследить – увидеть, как люди тешились, создавая какой-то новый предмет. Конечно, во многих из них заложен один и тот же технический принцип, но, с другой стороны, в каждом предмете осуществлено какое-то свое интересное действо. Многое делалось по заказу. Члены королевских семей дарили друг другу разные диковинные вещицы: музыкальные табакерочки, пудреницы с выскакивающими поющими птичками, поющих птичек в клетках и т. д. – такие штучки особенно были модны в XVIII веке, до Наполеона.
Автоматон музыкальный «ПЕТУХ В КОТЕЛКЕ», Франция, 1895
Среди царских подарков встречаются не только миниатюрные, но и достаточно крупные. У нас есть несколько секретеров со встроенным валиковым механизмом с запрограммированной на нем музыкой – разными мелодиями. За этим секретером и работать можно, и заодно музыку прослушивать. Такие вещи были достаточно дороги – над ними мастера трудились годами.
В XIX веке появились более сложные предметы – симфонионы, музыкальные шкатулки. Затем графонионы, фонографы, граммофоны, патефоны. Конец XIX века ознаменовался появлением электрической техники: в тех же механических пианино «Стейнвей» появился электромотор, приводивший в движение меха, которые обеспечивали воздухом весь механизм. Вручную крутить маховик такого крупного предмета было тяжело. Вообще каждый предмет отражает дух своего времени. Вот, например, одно из недавних наших приобретений – танцующая со змеей кукла Зульма. Такие двигающиеся куклы – автоматоны – были очень модны в конце XIX века.
А когда впервые возникли подобные затеи?
Ну, знаете, всякие механические штучки люди придумывали еще в Древней Греции и Древнем Риме: располагали в определенном порядке духовые инструменты и использовали законы физики для получения звука – ветер или напор воды, которые и запускали механизм, извлекающий звуки. Правда, до наших дней мало что дошло. Очень сильно развил эту всю музыкальную технику Леонардо да Винчи. Он же внес большой вклад в развитие часовых механизмов: и то и другое очень взаимосвязано.
Много ли в мире таких коллекций музыкальной механики, как у вас?
Я не знаю, есть ли у кого-то в таком разнообразии, как у меня. А по отдельным направлениям – конечно, имеются. Появляются новые игроки, которым интересно приобретать вещи в том же ключе. Так что я испытываю достаточно большое давление на аукционах, порой отказываюсь от покупки. Подобное происходит и сейчас – даже в тяжелые времена. Правда, со стороны россиян объемы покупок уменьшились. А вот китайцы, вьетнамцы очень сильно прибавили обороты, как и американцы. Европейцы тоже меньше покупают. Я смотрю, в Европе стало появляться много интересных вещей, которые обычно люди хранят, не продают. Раз уж их выносят на продажу, значит, наступили сложные времена. А на российские аукционы люди до сих пор хорошие вещи не выставляют, придерживают. Кое-что возникает, но очень скупо.
Все ли вы уже собрали, что хотели?
Нет-нет. Мы все время в поиске, все время что-то покупаем. Коллекция разрастается. Ни недели без покупки точно.
ГИППОПОТАМ, Германия, конец ХХ века
ЧАРКА (фрагмент росписи, эмаль), Россия, 1890-е
А какие у вас идеи насчет экспозиций декоративно-прикладного искусства?
Я думаю, или конкретных мастеров будем выставлять, или какие-то направления, или какие-то периоды. Будем показывать, чем люди развлекались и что было в приоритете при Александре I или при Александре II, при Александре III или Николае II. Можно взять периоды правления Луи XIV или Луи XV, Бонапарта или Наполеона III – есть много вариантов.
У вас есть еще и живопись, и фотография. По какому принципу вы их собираете?
Собираю художников, которые мне нравятся. Чистовский, Орловский, Зичи, Разумов. Есть одна работа Маковского – просто потому что на ней изображен шарманщик. Есть одна работа Пиросмани. Еще есть Пал Фрид – с красивыми женщинами. Очень много фотографий Ермакова – Грузия, Кавказ, 1850–1960-е годы. Много фотографий портретной студии Левицкого, который делал снимки царской семьи. Все это мне очень нравится собирать.
Говорят, вы хотите сделать в свой музей бесплатный вход. Это так?
Да. А какой смысл делать его платным? Экономику это никак не поднимет, расходов не покроет. С другой стороны, конечно, хочется понимать, кто к нам идет, поэтому нужно будет записаться на сайте на экскурсию.
Хочется надеяться, будущий закон об обороте культурных ценностей не станет помехой вашему благородному делу. Кажется, сейчас страсти вокруг него поутихли?
Конечно, мы ждем закон по перемещению культурных ценностей – за границу, из-за границы, с решением вопросов оформления, хранения. Депутаты обсуждают его с Министерством культуры и с коллекционерами. Такой рамочный закон должен выйти. Но тот законопроект, по поводу которого мы так сильно всполошились, конечно, был очень неудобный, коррупционный и заведомо неисполнимый. Я думаю, что его снесли. Потому что это немыслимо – описать все, что у вас есть старше 70 лет. Описать – и за это заплатить деньги. Оценить – за это тоже заплатить деньги. Не иметь права свободно продать – только через нотариуса. Это значит загнать все население страны в серую зону. Иногда люди вынуждены продавать фамильные ценности при столкновении с какими-то неприятностями, домашними проблемами, болезнями. Кто же будет со всех концов огромной страны приезжать в столицу, чтобы оценить вещь, стоящую 200–500 долларов? Не говоря уже об экспертизе, которая достаточно дорогая.
Летом, на фестивале «Интермузей-2015», вы предложили создать серию познавательных телепрограмм на базе фондов частных музеев. Эта идея как-то продвигается?
Сейчас этим занимаются в основном частные каналы, вот «Дождь» у нас провел съемку, дальше будут снимать еще несколько частных коллекций. А что касается фондов, то, наверное, нужно какое-то объединение частных музейщиков и общее решение двигаться именно в этом направлении. Сегодня это очень актуально.
Когда экономическая ситуация такая кризисная, тяжелая, люди стремятся обогащаться культурно. Потому и такие очереди в музеях.
То есть эффект выставки Серова этим объясняется?
Я думаю, да. Ну и какая-то реклама сработала, президент туда пришел. И на Кранахов в Пушкинский люди идут, с удовольствием осматривают выставку.
Недостаток хлеба восполняют зрелищами?
Да, надо заместить.
Но говорят, когда желудок пуст, то не до высоких материй.
Ну сейчас еще рано, еще не та стадия.
А когда она наступит?
Надеюсь, что не наступит.
Вы надеетесь, или у вас есть основания так полагать?
Нет, я надеюсь. Пока ничто не предвещает изменений. Этот кризис в первую очередь геополитический. Чтобы мы экономически стали расти, надо решить политические вопросы. Хотелось бы предсказуемости, уверенности в завтрашнем дне. Чтобы мы хотя бы на какой-то период времени понимали, что и как будет происходить, знали, что не будут каждый день меняться условия и правила игры, – для любого бизнеса это самое важное. Надо создавать благоприятные условия для инвестиций, заботиться о том, чтобы решения наших судов были справедливыми, опять-таки снижать уровень коррупции, снижать давление со стороны правоохранительных органов, дать возможность развития бизнеса. Только от политических решений зависит, хорошо мы будем жить или, как говорил Лукашенко, «плохо, но недолго».
